Ради чего смертельный риск Огня изнутри? У магов есть абстрактная цель – свобода, но что ждет их в третьем внимании, доподлинно неизвестно. Значит, «работает» только конкретное воплощение абстрактной цели – жить пять миллиардов лет. Почему для потустороннего продолжения жизни воины прыгают в пропасть, как с тонущего корабля?

Как было сказано, концепция мироздания мексиканских магов основывается на видении – особом восприятии энергетической «изнанки» физического мира. Толтеки увидели, как потусторонний источник бытия безжалостно забирает жизнь всех живых существ. Маги попытались увидеть, что же происходит с сутью человека – осознанием, когда его проглатывает Орел? Их видение смерти оказалось убивающим всякую надежду зрелищем.

Первое описание смерти появляется у Кастанеды в книге «Отдельная реальность». Дон Хуан рассказывает, как он увидел смерть собственного сына. «На него свалился обломок скалы, когда мы работали на строительстве Панамериканской магистрали... Подойдя к месту обвала, я понял, что он уже практически мертв... Я остановился перед ним и сказал парням из дорожной бригады, чтобы они его не трогали... Я стоял рядом, но не смотрел, а сдвинул восприятие в положение видения. Я видел, как распадается его жизнь, расползаясь во все стороны подобно туману из мерцающих кристаллов. Именно так она разрушается и испаряется, смешиваясь со смертью. Вот что я сделал, когда умирал мой сын. Это – единственное, что вообще можно сделать в подобном случае. Если бы я смотрел на то, как становится неподвижным его тело, то меня бы изнутри раздирал горестный крик, поскольку я бы чувствовал, что никогда больше не буду смотреть, как он, красивый и сильный, ступает по этой земле. Но я выбрал видение. Я видел его смерть, и в этом не было чувства печали, не было вообще никакого чувства. Его смерть была равнозначна всему остальному».

В той же книге нагваль подробно рассказывает Карлосу о стадиях увиденного магами умирания. «Первая – отключение, провал в черноту. Она не имеет особого значения...Человек ощущает легкость. Она дает иллюзию счастья, целостности и ощущение тотального спокойствия всего бытия. Но эта стадия весьма поверхностна. Скоро она проходит, и человек попадает в другую сферу – сферу жестокости и силы. Эта вторая стадия... В это мгновение мы снова становимся в каком-то смысле самими собой. И смерть с силой бьет нас снова и снова, яростно и спокойно, пока наша жизнь не растворится, превратившись в ничто». Далее дон Хуан говорит Кастанеде, что смерть «войдет в тебя с бешеной неуправляемой силой и заставит тебя рассеяться. Ты станешь плоским и рассеешься по всей земле, по всему небу и за его пределами. И ты будешь похож на туман из мельчайших кристаллов, которые будут уплывать, уплывать, уплывать».

Описание смерти было повторено, с использованием новой терминологии, в книге «Сказки о силе». В момент удара смерти тональ (все, что относится в человеке к миру повседневности, включая физическое тело и психику; по сути, это обычный «немагический» человек) начинает осознавать самого себя. «Такое осознание – это всегда потрясение, потому что оно разрывает пелену нашей умиротворенности. Я называю его целостностью существа, которое умрет... В момент смерти другой член истинной пары – нагуаль – становится полностью действенным. Все осознание, воспоминания, восприятие, накопившееся в наших икрах и бедрах, в нашей спине, плечах и шее, начинают расширятся и распадаться. Как бусинки бесконечного разорванного ожерелья, они раскатываются без связующей нити жизни».

Здесь гибель осознания дон Хуан описывает не как пожирание его Орлом, а как рассеивание в нагуале, но это одно и тоже. «Как только сила жизни оставляет тело, все единые осознания распадаются и возвращаются туда, откуда они пришли – в нагуаль». Такое возвращение для частиц осознания не означает слияния-встречи со своим Творцом (как понимают, например, индуисты слияние души-атмана с Абсолютом-Брахманом) – это слияние-уничтожение, окончательная смерть человека. Ничего не говорит наставник Карлоса и о повторном включении частиц осознания в круговорот бытия (как описывают буддисты участие элементов умершей личности в новом воплощении). «Когда сила жизни иссякнет – не будет никакого способа вновь собрать пучок».

Итак, смерть с точки зрения мексиканских магов означает разрушение энергетической структуры, рассеивание составляющих ее энергий и «силы жизни». Осознание – «интригующая, захватывающая… сердцевина» кокона, образованная сочетанием эманаций, также гибнет, навечно исчезая в Нагвале. Смерть обычного человека есть полное уничтожение всех его составляющих. Потусторонняя жизнь души, таким образом – лишь миф, созданный для собственного утешения людьми, не способными увидеть смерть.

Воины необыкновенно поэтизируют приход своего «главного советчика». Перед тем, как расстаться с жизнью, воин должен исполнить свой последний танец, единственным зрителем которого является смерть. «Этому своеобразному танцу учатся в течении всей жизни. Если сила умирающего воина ограничена, танец его короток. Но если сила воина грандиозна, танец его исполнен фантастического великолепия. Однако независимо от того, мала его сила или неизмерима, смерть должна остановиться... Этот танец есть рассказ воина о том тяжелом труде, каким была его жизнь, и смерть должна ждать, ибо ей не под силу одолеть воина, пока танец его не будет завершен».

Вывод об окончательной смерти стал основой мировоззрения толтеков и главным стимулом для их весьма рискованных занятий. Убеждение, что они очень скоро исчезнут из этого мира навсегда, заставляло магов переделывать себя и свою жизнь с огромной энергией. С их точки зрения, обычные люди, не отдающие себе отчета в скорой гибели, заполняют свою жизнь бесполезной суетой, «бесконечной глупостью». Для воина же смерть – вызов, поэтому его жизнь – борьба с собственной аннигиляцией, становится возвышенной и осмысленной. По сути, без убежденности в скорой смерти не было бы самих новых видящих и их абстрактной магии.

Дон Хуан требовал от Кастанеды, чтобы он сосредоточил внимание на смерти, «отбросив сожаление, печаль и тревогу. Сосредоточить внимание на том факте, что у тебя нет времени. И пусть действия твои текут соответственно. Пусть каждое из них станет твоей последней битвой на земле. Только в этом случае каждый твой поступок будет обладать законной силой. А иначе все, что ты будешь делать в этой жизни, так и останется действиями робкого и нерешительного человека... Если тебе предстоит умереть, у тебя просто нет времени на проявления робости и нерешительности. Нерешительность заставляет тебя цепляться за то, что существует только в твоем воображении. Пока в мире – затишье, это успокаивает. Но потом этот жуткий таинственный мир разевает пасть, намереваясь тебя проглотить, и ты с полной очевидностью осознаешь, что все твои проверенные и надежные пути вовсе такими не были. Нерешительность мешает нам испытать и полноценно использовать свою судьбу – судьбу людей».

На идее окончательной и полной смерти толтеки построили впечатляющую религиозную систему. В ней, как в каждой конфессии, сообщается о трансцендентном источнике бытия и жизни, о потусторонних мирах и силах, помогающих и враждебных человеку, об особой цели человеческого существования – приобретении полной свободы и бессмертия. Выработана своя система практик, ведущая к желаемому результату. Учение о безупречности и дисциплине как адекватном расходовании энергии, требует от магов того же, что и этические правила религиозных систем: смирения, целомудрия и нестяжания. Однако во взглядах на душу и посмертную судьбу человека толтеки непримиримо расходятся со всеми конфессиями.

Почему, в отличие от Правила, традиционные религии учат о продолжении жизни в инобытии? Может быть мистики других религиозных систем просто не смогли воспринять неизбежный разрушительный финал каждого человека? А может быть сами видящие ошиблись в своем приговоре?